9.9. Коллективизация и раскулачивание

Этот параграф составлен практически полностью из выдержек из обзорных статей из фундаментального труда по исследованию коллективизации и раскулачивания в СССР выполненного коллективом авторов: В.П. Данилов, Роберта Маннинг, Линн Виола «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы».

Это исследование дает подробнейший документальный анализ решений партии о коллективизации и индустриализации, лежавших в основе той политики террора и репрессий, которая проводилась в стране против крестьянства и других слоев населения.

«В первом томе нашего собрания документов раскрывается связь между хлебозаготовительными кампаниями и «наступлением на кулачество» в 1927–1929 гг. с переходом к массовой коллективизации в конце 1929 г. Второй том будет иметь дело с развертыванием «сплошной» коллективизации и раскулачивания в конце 1929–1930 гг. Третий том будет посвящен причинам, ходу и последствиям Великого голода 1932–1933 гг., который, по утверждениям некоторых историков, унес жизни большинства жертв сталинизма. Содержание четвертого тома будет связано с усилиями по стабилизации колхозной системы и снижению репрессий как следствия Голода (1933 — 1935 гг.). В пятом томе внимание будет сосредоточено на Больших чистках в советской деревне в 1936–1939 гг., которые сопровождались новой и до сих пор совершенно неизученной волной «раскулачивания». Эта волна дала большую часть из 681 692 смертных приговоров, принятых в 1937–1938 гг.» [308]. (В.П. Данилов, Роберта Маннинг, Линн Виола).

Борьбу с крестьянством Сталин начал готовить еще в 1925 году. Поражает циничность и методичность его подхода к проблеме. Ложь была главным инструментом его политики. Начал Сталин с взятия под контроль статистики народного хозяйства!

«10 декабря 1925 г. на Политбюро ЦК РКП(б) состоялось обсуждение вопроса «О работе ЦСУ в области хлебофуражного баланса», в ходе которого высшее партийное руководство подвергло идеологическому разносу деятельность П.И. Попова — крупного земского статистика, возглавлявшего ЦСУ с 1918 г. Тон в этом погроме задавали И.В. Сталин и его сторонники. В принятом постановлении говорилось: «Признать, что ЦСУ и т. Поповым, как его руководителем, были допущены крупные ошибки при составлении хлебофуражного баланса, сделавшие баланс недостаточным для суждения ни о товарности, ни об избытках и недостатках хлеба, ни об экономических отношениях основных слоев крестьянства». П.И. Попов, отстаивавший в прямом споре со Сталиным невысокие показатели хлебного производства и отказавшийся признать наличие огромных запасов хлеба у кулаков, был в тот же день отстранен от руководства ЦСУ». [308 стр. 17].

В начале этой главы мы упоминали о лжи как основном оружии партии. Эти цитаты дают этому прямое подтверждение. Использование ложной статистической отчетности в теоретических спорах со своими однопартийцами позволило Сталину захватить лидерство в партии и добиться победы над оппозицией.

«Вот очень важное свидетельство П.И. Попова в докладе «Конъюнктура народного хозяйства СССР за 1927/28 год» на коллегии ЦСУ СССР 9 ноября 1928 г.: «...о наших знаниях о невидимых запасах. Эти невидимые запасы были в прошлом году одним из аргументов для очень многих мероприятий. В 1926/27 г. мы определили запасы к концу года в 721 млн [пудов]. В 1927/28 г. мы установили запасы в 896 млн — 900 млн [пудов]. Таким образом, когда мы подошли к новому хозяйственному году мы оперировали запасами в 900 млн [пудов] и весь наш хозяйственный план строили при учете этого обстоятельства (Sic! — В.Д.). Но вот заготовки, с одной стороны, сельскохозяйственный налог, с другой стороны, поставили вопрос о проверке этих запасов и, как вам известно, 107 статья показала, что этих запасов нет. Тогда Экспертный совет приступил к переработке (хлебофуражного баланса за 1927/28 г. — В.Д.) и оказалось по его расчетам, что в прошлом году запасов было не 900 млн, а 529 млн [пудов], 896 и 529, а в этом году 561 [млн пудов]. Таким образом, наши знания весьма условны по зерновой продукции и совершенно преувеличены — на 350 млн (точнее: на 367 млн. — В.Д.) [пудов] в отношении запасов [и] не могут, конечно, способствовать правильной линии хозяйственной политики. Я повторяю и подчеркиваю, что весь расчет запасов был не верен и преувеличен. И это не значит, что я говорю об этом после того, что случилось. Я об этом говорил раньше. Я систематически с 1926 г. говорил в Экспертном совете о преувеличении валовой продукции и запасов». [308, с. 18].

«Хлебный фактор играл важнейшую роль в драматическом развертывании деревенских событий на протяжении 1927 г. Миф о хлебном изобилии, созданный посредством немыслимых в статистике преувеличений, должен был убедить правящие верхи (а тем самым и возглавляемую ими главную общественную силу — большевистскую партию) в возможности получения такого количества зерна, которое обеспечивало, наконец, решение проблемы средств для ускоренной индустриализации, для укрепления обороны...
Одновременно сталинское руководство должно было убедить партийно-государственные верхи в необходимости реализовать эти возможности и любыми средствами взять у крестьянства хлеб в объеме, достаточном для решения «очередных задач». Испытанным аргументом в пользу подобных необходимостей всегда и везде являлась внешняя опасность, особенно прямая угроза войны. В 1927 г. этот аргумент был использован сверх всякой меры, с явным перехлестом, и, конечно, для доказательства не только необходимости применения «чрезвычайных мер» при проведении хлебозаготовок, но и в гораздо большей мере необходимости сосредоточения власти в сталинских руках, уничтожения любой оппозиции». [308, с. 21].

Итак, взяв под контроль статистику, Сталин получил возможность на «научной основе» доказать, что в деревне имеются гигантские излишки, и убедить партию в возможности за их счет обеспечить средствами программу ускоренной индустриализации. Одновременно Сталин развернул кампанию о военной угрозе с Запада. Это был второй лживый тезис, который немедленно был растиражирован пропагандой. В дополнение ОГПУ немедленно сфабриковало обвинение против английских шпионов и «монархической белогвардейщины».

«Но в принятых 8 июня 1927 г. решениях был представлен весь набор мер для развертывания массовых репрессий, точнее — для введения в действие уже созданного и подготовленного к этому действию репрессивного механизма. 9 июня 1927 г. в «Правде» появляется правительственное обращение, 10 июня — сообщение коллегии ОГПУ и приговор, принятый во внесудебном порядке, о расстреле 20-ти человек из «монархической белогвардейщины», приведенный в исполнение 9 июня, то есть на второй день после ночной шифрограммы Сталина и «экстренного заседания» Политбюро. В сообщении ОГПУ был дан и поименный список расстрелянных, в котором преобладали стародворянские фамилии: П.Д. Долгоруков, Е.Н. Щегловитов, Б.А. Нарышкин, В.И. Анненков, А.А. Мещерский...

К сожалению, историки еще не изучали материалы, относящиеся к первой волне сталинских репрессий. Мы не знаем ни численности, ни состава, ни судеб пострадавших тогда людей. В докладной записке В.Р. Менжинского в Политбюро ЦК ВКП(б) о результатах июньской операции от 19 июня 1927 г. говорилось: «ОГПУ предполагает число расстрелянных ограничить сравнительно небольшой цифрой, передавая дела главных шпионских организаций в гласный суд». Гласных судов не было, но число расстрелянных явно не ограничивалось первыми двадцатью «сиятельными», как их немного позже поименует Сталин.

Прекращение «операций» ОГПУ в какое-то определенное время не было заранее запланированным. Во всяком случае, 26 июня 1927 г. в ответном письме И.В. Сталина В.Р. Менжинскому, обратившемуся с просьбой об указаниях по поводу проводимых «операций», речь идет не об уже выполненном или завершающемся поручении, а о продолжении и развитии только-только начатого. «За указаниями, обратитесь в ЦК, — говорилось в сталинском письме. — Мое личное мнение: 1) агенты Лондона сидят у нас глубже, чем кажется, и явки у них все же останутся, 2) повальные аресты (!) следует использовать для разрушения английских шпионских связей, для [внедрения] новых сотрудников из арестованных... и для развития системы добровольчества среди молодежи в пользу ОГПУ и его органов, 3) хорошо бы дать один-два показательных процесса по суду по линии английского шпионажа...» В пунктах 4-м и 5-м говорится о «публикации показаний» арестованных и уже расстрелянных, что «имеет громадное значение, если обставить ее умело...» Наконец, в пункте 6-м предлагалось «обратить внимание на шпионаж в Военведе, авиации, флоте».

Перед нами в основных чертах программа сталинских репрессий, осуществленных в 1936–1938 гг. Однако слова о «повальных арестах», о «показательных процессах», об иностранном «шпионаже» и т.п. отнесены автором письма не к будущим, тем более отдаленным временам, а к настоящему — к уже начавшемуся в июне 1927 г. и только еще приближающемуся к решению главных задач. Среди них на первом месте оказался разгром внутрипартийной оппозиции как собственно большевистской оппозиции утверждающейся диктатуре новой бюрократии». [308, с. 24].

Однако в этот момент главной целью Сталина была не крестьянская политика, а захват лидерства в партии и уничтожение основного противника — Троцкого. Вот как проходила эта борьба.

«17 июня Молотов сообщает о том, что делом “о дезинформаторах” занимается ЦКК — “оценка будет дана, но вывод из ЦК не принят”. Это значило, что Бухарин, Рыков и Томский опять проголосовали против вывода из ЦК Троцкого и Зиновьева. Сталинская ярость пронизывает каждое слово ответа, посланного в тот же день Молотову, членам и кандидатам Политбюро, Секретариата ЦК и ЦКК: “При равенстве голосов по важным вопросам обычно запрашивают отсутствующих. Вы забыли об этом. Я счел уместным напомнить...

1) Курс на террор, взятый агентами Лондона, меняет обстановку в корне. Это есть открытая подготовка войны. В связи с этим центральная задача состоит теперь в очищении и укреплении тыла, ибо без крепкого тыла невозможно организовать оборону... чтобы укрепить тыл, надо обуздать оппозицию теперь же, немедля. Без этого лозунг укрепления тыла есть пустая фраза [...]

 4) Исчерпаны давно все средства предупреждения, остается вывод из ЦК обоих лидеров как минимально необходимая мера”.

20 июня расширенное заседание Политбюро проголосовало так, как требовал Сталин, о чем тотчас же было ему сообщено Молотовым: “Большинством принято решение о выводе из ЦК двоих”». [308, с. 25].

Сталин ждал полного разгрома оппозиции, прежде чем начать проводить в жизнь свою политику по хлебозаготовкам. Это было не случайно. Методы, которыми он собирался решать проблему хлебозаготовок, сразу бы разрушили его коалицию с Бухариным и могли привести к поражению в борьбе с Троцким.

«В целом сталинскую политику в области хлебозаготовок почти до конца декабря отличал подготовительный или скрытый характер принимавшихся решений и начинавшихся действий. Наркомторг СССР в докладе СТО 24 октября 1927 г. обусловливает выполнение текущего плана хлебозаготовок «достаточно благоприятными экономическими и метеорологическими условиями» и не предлагает никаких активных мер по исправлению ситуации на хлебном рынке (см. док. № 13).
Проект резолюции «О хлебозаготовках на 1927/28 г.» подготовленный Микояном и Рудзутаком по поручению Политбюро от 15 сентября, оказался в повестке дня Политбюро только 24 ноября (через 13 заседаний!), решение было кратчайшим — «Отложить». На следующем заседании Политбюро (30 ноября) решение оказалось тем же... Впереди был XV съезд ВКП(б), и Сталин не решался начать те действия, которые наметились уже в сентябре... На съезде (2–19 декабря 1927 г.) сталинское руководство выступало в роли защитника нэпа против «троцкистов и зиновьевцев», обвиненных во всех смертных грехах и исключенных из партии. …
Проект резолюции «О хлебозаготовках на 1927/28 г.» подготовленный Микояном и Рудзутаком по поручению Политбюро от 15 сентября, оказался в повестке дня Политбюро только 24 ноября (через 13 заседаний!), решение было кратчайшим — «Отложить». На следующем заседании Политбюро (30 ноября) решение оказалось тем же... Впереди был XV съезд ВКП(б), и Сталин не решался начать те действия, которые наметились уже в сентябре... На съезде (2–19 декабря 1927 г.) сталинское руководство выступало в роли защитника нэпа против «троцкистов и зиновьевцев», обвиненных во всех смертных грехах и исключенных из партии. …Сталинский триумф на XV съезде ВКП(б), исключившим из партии не только Троцкого и Зиновьева, но и всех активных деятелей оппозиции, сразу же развязал руки для слома нэпа и радикального решения всего узла социальных и экономических проблем командно-репрессивными методами, столь отвечавшими природе сталинизма. В 20-х годах их можно было называть методами «военного коммунизма» и связывать с угрозой новой войны, поскольку самое явление сталинизма еще не обнаружилось с достаточной полнотой и самостоятельностью. Однако сходство здесь было формальным и сводилось к разверсточной системе государственных хлебозаготовок, введенной, как известно, еще царизмом». [308, с. 29].

Как только разгром состоялся, Сталин сразу начинает действовать. Главный вопрос повестки дня: «Хлебозаготовки и экспорт хлеба».

«22 декабря 1927 г. на первом же заседании избранного после XV съезда Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение: “Назначить завтра. 23 декабря, в 11 часов утра внеочередное заседание Политбюро для обсуждения вопроса о хлебозаготовках и экспорте хлеба”. Названное заседание Политбюро (протокол № 2) создало комиссию для составления на основе обмена мнений в Политбюро “проект постановления о хлебозаготовках”, “проект директивы ЦК местным парторганизациям... ”, а также наметить состав уполномоченных по хлебозаготовкам для “посылки на места” (см. док. № 20). 24 декабря все перечисленные документы были приняты (см. док. № 22, 23, 24). Однако 5 и 14 января 1928 г. появились новые директивы по тем же вопросам хлебозаготовок (см. док. № 32, 38), каждые из которых было новым шагом на пути к “чрезвычайщине”. Все названные директивы, а также основные сопутствующие им документы публикуются в настоящем сборнике». [308, с. 29].

Партийные решения сразу начинают подкрепляться действиями карательных органов.

«Пройдут еще каких-то пять дней и 4 января 1928 г. ОГПУ разошлет практически всем своим территориальным органам телеграфное распоряжение о прямом и непосредственном участии в хлебозаготовках именно в собственном качестве карательных органов: “Предлагается немедленно... произвести аресты наиболее крупных частных хлебозаготовителей и наиболее злостных хлеботорговцев..., срывающих конвенционные заготовительные и сбытовые цены”, как и вообще нарушающих правила транспортировки и торговли. Задание носило своего рода боевой характер: “Следствие провести быстро, доказательно. Дела направьте [в] Особое совещание. Результаты влияния [арестов на] рынок сообщите немедленно” (док. № 31). Направление дела в Особое совещание означало его рассмотрение и вынесение приговора во внесудебном порядке. Распоряжение № 6715 подписал зампред ОГПУ Г.Г. Ягода, но написано оно явно под диктовку И.В. Сталина. Его исполнение началось незамедлительно и повсеместно. Во всяком случае, уже 12 января ОГПУ разослало по тем же адресам “Дополнение”, в котором предлагалось отобранный у частников хлеб передавать госзаготовителям или кооперации по установленным ценам, переводя деньги в Финотдел ОГПУ (док. № 35)». [308, с. 30]).

Сталин не забывал о «научном обосновании» своей политики. Для «теоретического обоснования» массовых репрессий был выдвинут тезис «об обострении классовой борьбы».

«Второе идеологическое “открытие” Сталина на июльском пленуме ЦК ВКП(б) состояло в утверждении о все большем обострении классовой борьбы на пути общества к социализму: “...по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику подавления сопротивления эксплуататоров, создавая базу для дальнейшего продвижения вперед рабочего класса и основных масс крестьянства” (док. № 117).
Истинная суть сталинского “открытия” была понята и обнажена во всей ее неприглядности Н.И. Бухариным. Приведем здесь его высказывание по этому поводу из речи на апрельском Пленуме ЦК в 1929 г.: “Это странная — чтобы не сказать больше — «теория» ... провозглашает такой тезис, что чем быстрее будут отмирать классы, тем больше будет обостряться классовая борьба, которая, очевидно, разгорится самым ярким пламенем как раз тогда, когда никаких классов не будет!” Говорил Бухарин и о том, к каким действительным последствиям неизбежно ведет сталинская политика обострения классовой борьбы: “... у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми”. Этот вывод был, к сожалению, пророческим: сталинская “революция сверху” сопровождалась и фактической гражданской войной против крестьянства, и голодом, унесшим миллионы жизней.
Обстоятельность характеристики документов сборника о хлебозаготовках зимы и весны 1928 г., явившихся первым актом деревенской трагедии, связана с тем, что в них с достаточной конкретностью и ясностью раскрываются и складывание критической ситуации в деревне, и намечавшиеся варианты ее преодоления, и ввод в действие командно-репрессивного механизма, и взаимодействие “чрезвычайных мер”, “головотяпства мест” и “перегибов” ... Все то новое и в жизни, и в языке деревни, что мы привыкли связывать с событиями начала 1930 г., мы находим в документах, относящихся к началу 1928 г. И отнюдь не в зародышевом состоянии, хотя масштабы их в 1928 и 1930 гг. были, естественно, совершенно различны. Ставшая сразу знаменитой 107 статья УК положила начало раскулачиванию в деревне. И хотя после июльского пленума многие из пострадавших возвратились домой и смогли вернуть часть конфискованного имущества, они не смогли в полной мере восстановить свое хозяйство. Раскулачивание началось...». [308, с. 52].

Эта цитата подтверждает, что с 1928 года Сталин отрабатывал все элементы будущей политики по отношению к крестьянству. Масштабное же применение разработанных подходов в решении этих задач началось после XVI съезда партии.

Вот еще один пример манипулирования статистикой и использования Сталиным прямой лжи для обоснования своей политики.

«Итогам коллективизации к осени 1929 г. посвящены заключительные документы сборника, среди которых мы не могли не дать извлечения из знаменитой статьи И.В. Сталина «Год великого перелома» (док. № 265). В прямом противоречии с действительностью там утверждалось, что в колхозы пошел середняк, что началось «массовое колхозное движение», свидетельствующее об уже свершившемся «великом переломе», хотя по данным ЦСУ, на 1 октября 1929 г. в колхозах состояло всего 7,6% крестьянских хозяйств. … Сталинское объявление «Великого перелома» не подводило итогов году минувшему — 1928/29-му, а декларировало ломку жизни страны в году предстоящем — 1929/30-м […]. Что же касается 1928/29 г., то он был прямым продолжением и нагнетанием той «чрезвычайщины», которая ведет свое начало с первых дней января 1928 г.». [308, с. 57].

В 1928–1930 гг. методично готовилась юридическая база для надвигающихся масштабных репрессий. Отрабатывалась будущая роль репрессивных органов в хлебозаготовках.

«Однако 27 июня 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное решение о признании «целесообразным установление порядка доведения плановых заданий по хлебозаготовкам до отдельных сел и деревень» и утвердило подготовленные комиссией Политбюро конкретные решения, изложенные в форме принятого в тот же день постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О расширении прав местных Советов по содействию выполнению государственных заданий и планов» (док. Л. 210, 212). С этого момента стали законом и административный порядок наложения штрафов, и их пятикратный размер «по отношению к наложенной повинности или заданию». И это — «в первый раз», а «во второй раз» — лишение свободы и принудительные работы до одного года (док. № 212).

Практика применения новых репрессий, получившая у крестьян название «кратирование», открывала новый этап в процессе раскулачивания, начатый с использования 107 статьи УК РСФСР. Ликвидация хозяйств, попавших в разряд кулацких, приняла открытый и законченный характер, поскольку никакое хозяйство не могло выдержать пятикратного изъятия средств, когда и однократное задание для него было непосильным. Следующий шаг в истории раскулачивания состоял в том, что вне связи с выполнением или невыполнением того или иного «задания», будут ликвидироваться хозяйства, отнесенные к кулацким, без каких-либо дополнительных поводов и мотивов. Это произойдет очень скоро — в январе — феврале 1930 г.

Рождение и практика «урало-сибирских методов» хлебозаготовок и их результатов не были предметом специальных исследований ни в советской, ни в постсоветской российской историографии. Тем более важно отметить работу известного японского историка Ю. Таниучи, впервые показавшего их действительную сущность и значение. Документы нашего сборника дают представление о действительной практике «кратирования» как метода хлебозаготовок и как способа раскулачивания летом и осенью (по октябрь) 1929 г. Процессы хлебозаготовок и раскулачивания слились и стали основным направлением государственного насилия над крестьянством, определявшим все последующее развитие деревенской трагедии. Конфискация хлебных запасов, а часто и производственного имущества, считавшаяся «перегибами и извращениями» местных властей, с введением «кратирования» стала нормой и даже прямым требованием официальной политики». [308, с. 60].

«Нарастание государственного насилия в форме прямых репрессий (аресты, суды, высылки и т.п.) сопровождалось усилением роли карательных органов, выдвижением на передний план ОГПУ. Если в 1928 г., как мы видели, еще пытались ограничить непосредственное участие ОГПУ в операциях, связанных с хлебозаготовками в деревне, то с осени 1929 г. именно этот орган политических репрессий начинает играть главенствующую роль и здесь, причем не в качестве органа защиты от политически враждебных сил и действий, например, соответствующих форм крестьянского сопротивления. ОГПУ поручается осуществление репрессий в хозяйственной сфере и к тому же против не запрещенной законом деятельности». [308, с. 62].

«В 1930 году план Сталина по ликвидации свободного крестьянства и созданию военной промышленности за его счет начал реализовываться в полном масштабе. Крестьяне должны были идти в колхоз либо подлежали заключению в лагеря с выселением семей в районы Урала, Сибири, Казахстана или Севера, где они становились строителями новых промышленных центров.

[...] проект постановления «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» 26 января 1930 г. был передан в Политбюро и 30 января утвержден ЦК ВКП(б). […]. Публикуемые в томе материалы комиссии, хранящиеся в Российском государственном архиве экономики (ф. 7486) и в Центральном архиве ФСБ РФ (ф. 2), позволяют восстановить картину выработки самого жестокого постановления, жертвами которого стали сотни тысяч крестьянских семей, миллионы человеческих жизней». [318, стр. 10]. (Н. Ивницкий).

«Сводки ОГПУ о ходе коллективизации и раскулачивания ежедневно посылались Сталину, а с 7 февраля по его указанию рассылались всем членам и кандидатам Политбюро и секретарям ЦК. Большой интерес в этой связи представляют публикуемые в томе материалы ОГПУ о выселении раскулаченных (2-я категория) из Украины, Северного Кавказа, Урала, ЦЧО, Поволжья. Особое место среди этих материалов занимает доклад начальника оперативной группы ОГПУ Пузицкого от 6 мая 1930 г. об итогах выселения кулацких хозяйств второй категории из районов сплошной коллективизации (док. № 162). Кроме того, в Сибири, Казахстане и на Урале производилось переселение раскулаченных внутри краев в необжитые северные районы.

Районами выселения раскулаченных были определены Северный край, Урал, Сибирь и Казахстан. Правда, в первоначальном плане, посланном в феврале Сталину, Сибирь и Казахстан не значились районами вселения раскулаченных. Сталин, ознакомившись с планом, написал: «Казахстан и Сибирь, как районы вселения, отсутствуют. Надо их включить». И 16 февраля телеграфирует секретарю Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе о необходимости принятия 15 тыс. семей. Одновременно он требует, чтобы Северный край принял 70 тыс. семей, а не 45 тыс., как предусматривалось первоначально. Уралу предписывалось разместить 20 тыс. семей вместо 15 по плану. Следовательно, общее количество выселяемых должно было составить не 60 тыс., а 105 тыс., причем вселение должно быть закончено весной 1930 г. Фактически к маю 1930 г. было выселено 98 тыс. семей, насчитывавших 500 тыс. человек. Всего же, по данным справки Управления госдоходами НКФ СССР, к лету 1930 г. было раскулачено более 320 тыс. хозяйств (док. № 189). Наряду с раскулачиванием и выселением производились массовые аресты глав семейств, хозяйства которых были отнесены к кулацким первой категории. В первой половине 1930 г. было арестовано 140 тыс. человек. Следовательно, вместо 49–60 тыс., намечавшихся постановлением ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. было арестовано, осуждено и заключено в концлагеря в 2,5–3 раза больше.» [318, стр. 19].

«Из общего числа раскулаченных в 1930 г. примерно в 400 тыс. семей, 115 231 семья (559 532 человека) было выселено, а более 200 тыс. раскулаченных семей в один миллион человек оставались на месте. Часть из них разбежалась («распылилась»), других ждала участь ранее сосланных семей.

Документы ОГПУ дают представление не только о выселении и размещении раскулаченных на новых местах вселения (Северный край, Урал, Сибирь), но и об использовании и положении спецпереселенцев. О положении сосланных крестьян в Северном крае можно судить по донесению старших инспекторов в Наркомздрав и НКВД (док. № 129), сообщавших, что пункты расселения не пригодны для жилья, бараки «совершенно не приспособлены для житья семьями с малыми детьми — с земли снег не убран, первые нары на земле (снегу), крыша просвечивает», «во многих бараках устроено до 5 ярусов», «вшивость колоссальная» и т.д. В таких условиях жили в Архангельске 24 тыс. ссыльных, в Вологде — 20 тыс. человек. Трудно заподозрить в необъективности инспекторов Наркомздрава и НКВД». [318, стр. 25].

«10 мая 1930 г. Политбюро рассмотрело результаты работы комиссии и приняло предложение Бергавинова, признало необходимым из 6% вернуть на родину только участников гражданской войны, имеющих революционные заслуги, красных партизан и семьи, члены которых служат в Красной армии. Остальные подлежали расселению в Северном крае как вольные граждане. На практике, однако, на родину почти никто не вернулся даже из высланных «по ошибке». Из 230 тыс. высланных в Северный край по состоянию на 1 декабря 1930 г. было возвращено на родину 1390 человек (0,6%) (док. № 249). Не лучше обстояло дело и в других районах. На Урале, например, из 145 тыс. возвращены, как неправильно высланные, менее 3 тыс. человек (2%). Всего же только в трех районах крупных поселений (Северный край, Урал и Сибирь) насчитывалось свыше 500 тыс. ссыльных крестьян (док. № 268).

Тяжелые условия принудительного труда, невыносимые жилищные условия, голодное существование, эпидемические заболевания — все это привело к массовой гибели спецпереселенцев. К 1 декабря 1930 г., по данным о 126 095 ссыльно-переселенцах Северного края, умерло 21213 человек (16,8%). Всего в 1930 г. во всех районах спецпоселений умерло более 100 тыс. человек, не считая десятков тысяч бежавших, многие из которых также погибли». (Выд. — Авт.) [318, стр. 26].

Анализ материалов ноябрьского пленума ЦК партии в 1934 году привел авторов исследования к выводу, подтверждающему наше утверждение о том, что источником средств для проведения индустриализации был хлеб, отобранный у крестьян.

«На ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1934 г., где присутствовали только «свои», он произнес известные ныне слова, которые подтвердили бухаринскую оценку источника средств для создания индустрии. Говоря об отмене карточной системы на хлеб, он заявил, что пайковая цена на хлеб «не была собственно ценой, а представляла собою нашу классовую политику дара по отношению к рабочему классу за счет крестьянина [Выд. — Авт.]. Брали дешево хлеб, продавали дешево, не продавали, а дарили» (док. № 117). Как показывают материалы нашего тома, политика перекачки средств за счет крестьянства продолжалась не только до отмены карточек, но не ослабевала и в последующие годы, усиливаясь по мере обострения международной обстановки в мире». [319]. (Ю.А. Мошков).

На этом мы ограничим рассмотрение периода коллективизации. Вопросы коллективизации и раскулачивания не являются прямой темой данного исследования. Однако представляется существенным подчеркнуть следующий вывод, на который указывают приведенные материалы.

Коллективизация была подчинена задачам индустриализации.

Особое место в проведении индустриализации и коллективизации занимает вопрос о том, как была организована репрессивная машина, которая двигала весь этот масштабный процесс. Миллионы людей были лишены привычной жизни и не по своей воле оказались за тысячи километров от родных земель в абсолютно необжитых районах на поселении или в заключении. В этих нечеловеческих условиях их принуждали к каторжным работам. Организация, созданная для этого принуждения, называлась ГУЛАГ — Главное Управление Лагерей. На этой теме невозможно не остановиться.

Цитируемая Литература

308. В.П. Данилов, Роберта Маннинг, Линн Виола. “Редакторское вводное слово”. «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание». Документы и материалы. Том 1, май 1927 — ноябрь 1929 23:10, 15 сент., 2015 <http://tragedia-sovetskoy-derevni-1.blogspot.ca>

318. Н. Ивницкий, «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание, Документы и материалы», Том 2, ноябрь 1929 — декабрь 1930. 23:00, 16 сент. 2015 <http://history.org.ua/LiberUA/e_dzherela_Tragedia_t2/e_dzherela_Tragedia_t2.pdf>

319. Ю.А. Мошков, «Советское сельское хозяйство и крестьянство в середине 1930-х годов, стр.37, Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939: Документы и материалы. В 5 тт.» Т. 4. 1934–1936.

320. «ГУЛАГ». Википедия, свободная энциклопедия. Retrieved 20:26, января 7, 2015 from <http://ru.wikipedia.org/?oldid=66885708>

Следующая  9.10. ГУЛАГ

Предыдущая  9.8. Террор противкрестьянства

Содержание 

Copyright © 2016, by INPUTMAX Ltd.

Registration № 1121073

All rights reserved. This book or any portion thereof may not be reproduced or used in any manner whatsoever without the express written permission of the publisher except for the use of brief quotations in a book review or scholarly journal.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя Inputmax Ltd.