10.2.4. “Смена курса” и условия Гитлера

В параграфе 10.1 был выдвинут тезис, что Большой террор был демонстрацией намерения Сталина выполнить условия, выдвинутые Гитлером в 1936-1937 гг., в ходе миссии Д.В. Канделаки. Первое условие заключалось в отказе от поддержки Коминтерна, а второе условие было сформулировано Гитлером так:

«Дело обстояло бы несколько по иному, — добавил Гитлер (об этом Нейрат сообщил в письме Шахту), — если ситуация в России развивалась бы в направлении абсолютного деспотизма, опирающегося на поддержку военных кругов. Случись это, мы, конечно, не должны были бы упустить подходящий момент для возобновления наших сношений с Россией» (Выд. — Авт.) [327, стр. 671]. Р. Такер, «Сталин. История и личность».

Посмотрим теперь на репрессии Большого террора с точки зрения условий Гитлера.

В соответствии с первым условием Коминтерн стал одной из первых целей репрессий:

«Чистке подверглись также Профинтерн, МОПР, Коминтерн. На шестой день после ареста погиб от пыток ответственный секретарь Интернациональной контрольной комиссии Коминтерна Ян Анвельт. Завотделом международных связей ИККИ Мельников Б.Н. восемь месяцев руководил зарубежной сетью Коминтерна из тюрьмы, после чего был расстрелян. Репрессиям подверглись 242 члена Компартии Германии, большинство бывших деятелей австрийского Шуцбунда (военизированной организации социалистической ориентации), 600 членов Компартии Болгарии, было арестовано большинство венгерских коммунистов во главе с Белой Куном». [336].

То, что эти действия не были случайными, подтверждала мощная кампания по уничтожению видных коммунистов с дореволюционным партийным стажем. Они представлялись как сторонники Троцкого, который по-прежнему оставался одним из главных идеологов коммунизма. Политические процессы против коммунистов сопровождались уничтожительной критикой троцкизма как идеологии. Эта критика для советской аудитории звучала как критика отступления от идеологии коммунизма, но на Западе она воспринималась как критика коммунистической идеологии! Поэтому ту политику Сталина можно обозначить как демонстративный и одновременно завуалированный отказ от коммунистической доктрины. Все эти действия должны были убедить Гитлера в том, что Сталин отказывается от идей коммунизма. В речи Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года [337] слово «троцкизм» в разных сочетаниях было произнесено 78 раз, причем каждое упоминание касалось критики троцкистских взглядов и действий. Для Гитлера между троцкизмом и другими течениями коммунистической идеологии разницы не было. Поэтому критика Сталиным троцкизма означала намек или указание на намерение Сталина отказаться от коммунистической идеологии. Этот вывод подтверждает и то, что в этой речи слово «коммунизм» было упомянуто только 3 раза, что говорит о том, что Сталин не защищал чистоту коммунистической идеологии от угрозы троцкистского уклона, поскольку в этом случае частота употребления терминов «троцкизм» и «коммунизм» была бы примерно одинаковой. Критика «троцкизма» и намек Сталина на намерение отойти от коммунистической идеологии были только игрой. Это был тактический временный маневр, сделанный с целью добиться определенного впечатления у Гитлера и других западных лидеров и заставить их прийти к ложным выводам о намерениях Сталина. Никакого стратегического поворота в идеологии Сталин делать не собирался. Все это было не более чем очередным проявлением его политики обмана.

Выполнение второго условия Гитлера — установления «абсолютного деспотизма» — стало естественным следствием Большого террора. В конце этого периода партия как демократический институт перестала существовать. Абсолютный деспотизм стал естественным результатом политики террора. Но свой деспотизм Сталин дополнил идеями русского национализма и патриотизма. Этого Гитлер не требовал. Эти идеи Сталин скопировал сам с гитлеровской политики! Гитлер не мог не оценить усилий его «прилежного ученика»! Вот как эти изменения в сталинской идеологии описал В. Роговин.

«“Реабилитация” русского военного прошлого насаждалась и в советском искусстве. При этом сам Сталин нередко подчёркнуто демонстрировал преемственность своих «державно-государственнических» устремлений с традициями царской России. Так, он устроил эксцентричное шоу, своего рода “спектакль в спектакле” на премьере оперы “Иван Сусанин” в Большом театре 2 апреля 1939 года. Это событие описано в дневнике Е.С. Булгаковой со слов её мужа, находившегося в зрительном зале во время премьеры. М. Булгаков увидел своего рода знамение времени в том, что «перед эпилогом Правительство перешло из обычной правительственной ложи в среднюю большую (бывшую царскую) и оттуда уже досматривало оперу. Публика, как только увидела, начала аплодировать, и аплодисменты продолжались во всё время музыкального антракта перед эпилогом. Потом с поднятием занавеса, а главное, к концу, к моменту появления Минина, Пожарского, — верхами. Это всё усиливалось и, наконец, превратилось в грандиозные овации, причём Правительство аплодировало сцене, сцена — по адресу Правительства, а публика — и туда, и сюда». ...

Гитлеровские дипломаты не скрывали перед своими советскими коллегами, что новые тенденции в советской национальной политике и идеологии являются одним из мотивов, способствующих советско-германскому сближению. В зондажной беседе с временным поверенным в делах СССР Астаховым, состоявшейся 26 июля 1939 года, чиновник германского МИДа Шнурре, говоря о смягчении идеологических противоречий между СССР и Германией, связывал это с изменениями, произошедшими за последние годы в политике и идеологии советского руководства. “Значение Коминтерна, — утверждал он, — оказалось перекрыто Политбюро, которое теперь проводит совершенно новую политику, чем в то время, когда доминировал Коминтерн. Слияние большевизма с национальной историей России, которое выразилось в прославлении великих действий и деятелей России (празднование битвы под Полтавой, чествование Петра Первого, битвы на Чудском озере Александра Невского) действительно изменило международное лицо большевизма, как мы это видим, особенно когда Сталин отложил мировую революцию на неопределённый срок. При таком состоянии дел мы увидели теперь возможности [улучшения советско-германских отношений — В. Р.], которых не видели раньше”». [338]. В. Роговин. «Мировая революция и мировая война».

Эта цитата показывает, что изменения, внесенные Сталиным во внутреннюю и внешнюю политику, находились в полном согласии с условиями Гитлера, позитивно воспринимались и внимательно отслеживались немецкими дипломатами.

Цитируемая Литература

336. «Большой террор» (2015, январь 6). Википедия, свободная энциклопедия. Retrieved 13:18, января 7, 2015 from <http://ru.wikipedia.org/?oldid=67758139>

337. И.В. Сталин, «Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года», «Вопросы истории, 1995, №3» 18 сен 2015, 14:10 <http://www.memo.ru/history/1937/feb_mart_1937/vi9503.htm>

338. В. Роговин, «Мировая революция и мировая война», 23:00, 16 сент. 2015 <http://militera.lib.ru/research/rogovin1/01.html>

Следующая  10.2.5. Борьба за войну ипротив политики мира

Предыдущая  10.2.3. “Охота” на Гитлера

Содержание 

Copyright © 2016, by INPUTMAX Ltd.

Registration № 1121073

All rights reserved. This book or any portion thereof may not be reproduced or used in any manner whatsoever without the express written permission of the publisher except for the use of brief quotations in a book review or scholarly journal.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя Inputmax Ltd.